К 230-летию Русско-шведской войны
Во второй половине царствования Екатерины II Россия воевала с Османской империей на Дунае и на Чёрном море в 1787–1791 годах, и со Швецией на Балтике в 1788–1790 годах. Хорошо известно, что ведение боевых действий одновременно на двух театрах зачастую ставило державу на грань катастрофы, но Русское государство выстояло, а на Чёрном море благодаря таланту и военно-морскому искусству адмирала Ф.Ф. Ушакова одержало блестящие победы. В результате тех побед Россия подписала мир с Турцией на выгодных условиях, удержала Крым и приобрела новые земли, но прямо противоположная обстановка сложилась на Балтике, когда главнокомандующий флотом адмирал В.Я. Чичагов не реализовал имевшегося у него преимущества над шведами по боевой силе, проявил нерешительность и преступную пассивность, сказывался больным в то время, когда ему следовало активно воевать, уклонялся от сражений и отстаивался на якорях, ссылаясь на мели и мелководье.
В этом году исполняется 230 лет со дня окончания Русско-шведской войны 1788 – 1790 гг. и говоря о тех событиях, проанализировав подлинные документы и вахтенные журналы кораблей, участвовавших в сражениях, необходимо поразмышлять о роли начальствующих флотами и эскадрами на театрах военных действий. Из исторических примеров хорошо известно, насколько значимой и первостепенной оказывалась эта роль наряду с военными обстоятельствами, соотношением сил, уровнем развития техники и вооружений и др. А если к военно-морскому искусству и тактике применить еще и афоризм А.В. Суворова «Побеждают не числом, а умением», то в той войне действия В.Я. Чичагова с объективной точки зрения вызывают не просто недоумение, а попросту негодование. Например, подводя итоги поведению В.Я. Чичагова в решающем сражении под Выборгом 22 июня 1790 года, когда он предоставил шведам свободный коридор и выпустил их флот вместе с королём из Выборгского залива, непредвзято мыслящие современные историки пишут: за подобные поступки в ведущей морской державе Англии В.Я. Чичагова непременно ожидал бы военный трибунал и смертный приговор. Это высказывание достойно солидарности, но вопреки здравому смыслу с Чичаговым произошла сказочная метаморфоза: вместо трибунала именно он, а не адмирал Ушаков получил высший военный орден Святого Георгия 1 класса и стал единственным из моряков кавалером ордена этой степени.
Кампания со Швецией стоила Российской империи колоссальных финансовых затрат и людских потерь. За три года боевых действий произошло пять сражений корабельных эскадр – Гогландское, Эландское, Ревельское, Красногорское и Выборгское, но война на море так и не приобрела для россиян наступательного характера, равно как и не произошло классического взаимодействия морских и сухопутных сил, необходимого в любой военной операции.
Вторжение шведов в пределы Российской империи произошло не случайно – тому предшествовал ряд причин и обстоятельств. Шведский король Густав III начал основательную подготовку к войне с державой, во главе которой стояла его двоюродная сестра – российская императрица Екатерина II, ещё с конца 1770-х годов. Отец Густава III шведский король Адольф I Фредрик – бывший Голштинский (Голштейн-Готторпский) герцог и епископ Любский приходился родным братом матери Екатерины II княгине Ангальт Цербстской Иоганне-Елизавете и был женат на родной сестре прусского короля Фридриха II Луизе Ульрике фон Гогенцоллерн.
При Густаве III на главной кораблестроительной верфи в Карлскруне много и продуктивно трудился корифей шведского судостроения Фредерик Генрих Чапман, поставляя королевскому флоту первоклассные корабли и фрегаты. В 1782 году Густав III утвердил новую судостроительную программу, главными пунктами которой стали: 1. Постройка боевого ядра флота – 64‑пушечных кораблей типа «Rаttvisan» (10 единиц, все постройки Чапмана). 2. Модернизация и перевооружение находившихся в строю фрегатов. 3. Постройка новых фрегатов с высоким уровнем боевых возможностей. По программе 1782 года артиллерийское вооружение таких кораблей и фрегатов подразделялось по мирному и военному положениям: в мирное время на кораблях 64‑пушечного ранга шведы ставили 24-фунтовые орудия в нижней орудийной батарее (гон-деке) и 18‑ и 6-фунтовые орудия на опер-деке и квартердеке соответственно, в военное время – крупнокалиберные 36-фунтовые пушки в гон-деке и 24- и 8‑фунтовые на опер-деке и квартердеке соответственно. По той же программе шведы строили корабли 64‑пушечного ранга большего водоизмещения, чем российские мастера строили 66‑пушечные. А шведские фрегаты 40‑пушечного ранга были длиннее российских такого же ранга на 10 футов (3,05 м), и вооружали их крупнокалиберной артиллерией – 24‑фунтовыми короткими пушками; при необходимости ещё ставили на открытой палубе 12‑фунтовые вместо 6‑фунтовых. Во время боевой кампании такие фрегаты могли нести до 50 орудий и предназначались к построению в боевую линию (линию де баталии) вместе с кораблями для усиления плотности огня и увеличения массы выбрасываемого металла в снарядах с одного борта, поэтому фрегат у шведов мог на любой фазе боя заменить вышедший из строя корабль.
Согласно шведской статистике, к началу боевых действий в главной военно-морской базе Карлскруне сосредоточилось до 26 линейных кораблей 70- и 64-пушечного рангов. Все корабли и фрегаты по артиллерийскому вооружению отличались компактностью установки орудий и упорядоченностью их калибров, в результате чего при стрельбе шведы достигали высокой огневой плотности. Для России же, в отличие от Швеции, открытие кампании на Балтике стало полной неожиданностью: воевать на том театре не планировали и к той войне не готовились. Екатерина II не ожидала нападения от «братца Густава», чему в какой-то мере способствовал дядя шведского короля прусский король Фридрих Великий. Фридрих уверял Екатерину, что Швеция есть держава слабая и никогда не отважится совершить нападение на могущественную Россию, а его племянник Густав III слишком робок, чтобы состязаться со своей сильной кузиной.
Речи Фридриха II притупили бдительность Екатерины II, и она продолжала готовить флот и войска к военным действиям с Османской империей, разрыв с которой из-за вхождения Крыма в состав Российской империи становился с каждым годом неизбежным.
В Зимнем дворце понимали, что в создавшейся обстановке обострения отношений с Оттоманской Портой из-за Крыма приближается вторая война с турками, поэтому в Кронштадте начали готовить к дальнему вояжу в Средиземное море балтийскую эскадру из 15 линейных кораблей, шести фрегатов, двух бомбардирских и нескольких транспортных судов. В состав эскадры включили три корабля 100‑пушечного ранга – самых мощных на тот период линейных кораблей с высоким уровнем боевых возможностей, специально спроектированных применительно к службе в Средиземном море. Корабли получили наименования в честь своих героических предшественников, принимавших участие в Чесменском сражении русского флота с турецким в июне 1770 года: «Трёх Иерархов», «Саратов» и «Иоанн Креститель» («Чесма»). Главнокомандующим морскими силами Екатерина II назначила адмирала С.К. Грейга; ему ставилась задача обойти с флотом вокруг Европы и выйти в Средиземное и Эгейское моря, в тыл противнику. Затем, уничтожив турецкие эскадры, подойти к Дарданеллам и начать операции совместно с Черноморским флотом, который будет действовать со стороны Босфора.
Для операций на Балтике также проектировали и строили корабли, несущие по 100 орудий, но осадку которых, нагрузку и водоизмещение рассчитали уже соответственно глубинам Балтийского моря, меньших по сравнению со средиземноморскими.
Примерно с мая 1788 года императрица поняла справедливость обвинений в адрес шведского короля о подготовке к войне, что подтверждали российские и датские офицеры, возвращавшиеся из Стокгольма. В конце мая 1788 года Кабинет Екатерины II принял решение о подготовке и вооружении эскадры «для охранения Балтийского моря», которая так и стала называться – балтийская; её усилили пятью кораблями из состава эскадры, назначенной в Средиземное море, а к осени предполагался приход на Балтику ещё пяти кораблей из Архангельска. Командование эскадрой для защиты Балтийского моря Екатерина вверила адмиралу В.Я. Чичагову.
25 мая 1788 года шведский флот в составе 12 линейных кораблей и фрегатов под командованием родного брата короля герцога Карла Зюдерманландского вышел из Карлскруны. Но несмотря на явную угрозу войны, 5 июня Екатерина II всё же приказала вице-адмиралу В.П. Фондезину следовать со средиземноморской эскадрой к Зунду. В состав эскадры входили три 100‑пушечных корабля – «Трёх Иерархов», «Саратов» и «Иоанн Креститель» («Чесма»), один фрегат и несколько транспортных судов. На эскадре находилось 500 человек сухопутных войск, которые вместе с личным составом составили боевую силу в количестве примерно 4 тысяч человек. В.П. Фондезин получил приказ дождаться в Копенгагене подхода второй эскадры адмирала С.К. Грейга с примерно равным количеством морских и сухопутных сил, выход которой из Кронштадта планировался позже, и соединённо следовать далее в Средиземное море. Очевидно, большую роль в принятии решения об отправлении значительного военно-морского контингента за пределы России сыграло огромное желание императрицы нанести Турции непоправимый урон и добиться утверждения на Чёрном море.
А обстановка на Балтике становилась всё более тревожной, и в связи со шведской угрозой 15 июня 1788 года кабинет Екатерины II принял решение: «Небезопасно будет для пределов здешних отпустить флот в Средиземное море». Через день, 17 июня, императрица направила С.К. Грейгу именной рескрипт: для крейсирования и охраны берегов Балтики отправляться с флотом к Ревелю и ждать там дальнейших указаний. При встрече со шведскими военными судами избегать «всего того, к чему они могли бы придраться», но при явно возникшей необходимости «защищать честь флага Российского. В случае начала боевых действий Екатерина II предписала адмиралу В.Я. Чичагову выйти на поиски флота противника, соединиться с Грейгом и совместными силами атаковать и разбить шведов.
С открытием кампании война на море приняла у шведов наступательный характер. Густав III поставил цель взять реванш за прошлые потери со времён Северной войны, овладеть прибалтийскими территориями – Эстляндией, Лифляндией и Курляндией, с последующим захватом Петербурга. Одновременно с действиями сухопутных сил король намеревался наголову разбить Балтийский флот или запереть его в Кронштадте.
В связи с изменившимися обстоятельствами Екатерина II назначила С.К. Грейга командующим морскими силами на Балтике; из-за малочисленности сухопутных сил, задействованных на театрах войны с турками и назначенных в Средиземное море, первенствующая роль отводилась Балтийскому флоту.
Адмирал В.Я. Чичагов поступал под командование С.К. Грейга с приказом поспешить к Ревелю для защиты Балтийского моря, но Чичагов не спешил выполнять высочайший указ, и по этому поводу дореволюционный историк В.Ф. Головачёв заметил: Чичагову «как старшему его [Грейга] по службе, для соблюдения приличия пришлось сказаться больным». Иными словами, В.Я. Чичагов не захотел воевать под командованием С.К. Грейга, «сказался больным» и остался в Кронштадте. В кампании 1788 года В.Я. Чичагов участия не принял, несмотря на направленные ему именные указы императрицы. 2 июня в дневнике статс-секретаря Екатерины II А.В. Храповицкого появилась запись: «Получено известие, что шведский флот показался против Ревеля. Велено понудить Чичагова, чтоб его прогнал». Но «понудить» В.Я. Чичагова не получилось: он попросту не захотел воевать под начальством С.К. Грейга и под предлогом болезни не вышел в море.
А шведские войска без объявления войны уже вторглись в сопредельные с Россией территории, в связи с чем адмирал Грейг, вышедший с эскадрой в море 23 июня, теперь упорно искал встречи с флотом противника и обнаружил его у острова Гогланд со стороны Свеаборга. 6 июля 1788 года произошло первое крупное сражение на море россиян со шведами – Гогландское. У шведов имелось 15 линейных кораблей и 12 фрегатов, среди них семь 44-пушечного ранга, которые стояли в боевой линии вместе с кораблями. Всего орудий в шведском флоте насчитывалось 1414. В распоряжении Грейга (флаг на 100-пушечном «Ростиславе») имелось 17 кораблей и 1220 орудий.
После ожесточённого пятичасового сражения шведы отступили к Свеаборгу. Русские корабли не смогли маневрировать и преследовать противника из‑за сильно повреждённых парусов, перебитых снастей и рангоута. Исправив повреждения прямо в море, Грейг начал блокаду шведов и рассчитывал на повторное сражение при выходе их в море. В Гогландском сражении Грейг одержал решительную победу и тем самым сорвал планы короля по захвату Петербурга и блокаде русского флота в Кронштадте.
Но повторного сражения, которого так искал Грейг и от которого герцог Зюдерманландский всячески уклонялся, не состоялось. Блокада Свеаборга русскими судами продолжалась, но, чтобы окончательно разбить всё ещё сильным противника, Грейгу требовалось соединиться со другими эскадрами, в том числе с находившейся в Копенгагене, но сделать этого не удалось – эскадра осталась зимовать в Дании. 15 октября 1788 года адмирал С.К. Грейг скончался – по официальной версии от простуды, и Екатерина II назначила главнокомандующим адмирала В.Я. Чичагова, хотя моряки ожидали назначения А.И. Круза.
В 1789 году под командование В.Я. Чичагова поступила значительная боевая сила – 20 линейных кораблей. Екатерина II предписала ему соединиться с эскадрой контр-адмирала А.Г. Спиридова, чтобы шведы не разбили их по частям, причём Чичагов получил приказ успеть соединить главные силы флота до прибытия шведов в Финский залив, затем следовать на соединение с эскадрой Т.Г. Козлянинова, которую тот приведет из Дании, и только после этого позволить шведскому флоту выйти из Карлскруны и дать ему генеральное сражение. Но этих приказов В.Я. Чичагов не выполнит и генерального сражения не даст. Он не выходил в море и стоял на Кронштадтском рейде даже когда уже точно знал о свободном передвижении флота шведов по Финскому заливу.
В июле 1789 года этот адмирал фактически проиграл сражение у острова Эланд. Он не выполнил указа Екатерины II о соединении с эскадрой контр-адмирала Т.Г. Козлянинова и тем самым упустил возможность соединенными силами разбить шведский флот, позволив ему уйти к своим портам. Историк В.Ф. Головачев недоумевал: почему Чичагов после получения высочайшего указа «провел целый май месяц в бездействии, и только 29 числа стал спрашивать у Безбородко, что ему делать дальше, когда имел уже с 31 марта указание – спешить на соединение с Козляниновым?». Наверное, другие историки тоже не найдут ответы на эти и другие вопросы, связанные с поступками В.Я. Чичагова в Русско-шведской войне и с игнорированием высочайших приказов.
Адмирал Чичагов встретил шведов 14 июля 1789 года у острова Эланд, но не атаковал их, а с двух часов пополудни и всю ночь на обратном северном курсе выжидал нападения, не пошёл на сближение с противником и не предпринял ничего для того, чтобы отрезать отступление шведов к Карлскруне. Чичагов позволил шведскому главнокомандующему взять инициативу и атаковать русский флот. Чичагов не воспользовался благоприятной переменой ветра, не занял более выгодную позицию и не вынудил противника вступить в сражение.
Более того, подлинная «Ведомость» о количестве сделанных в сражении выстрелов вызывает недоумение: почему флагманский В.Я. Чичагова 100-пушечный «Ростислав» сделал всего 20 выстрелов (!), когда по всем правилам ведения боя корабль командующего флотом должен находиться в центре боевой линии, то есть кордебаталии и в гуще сражения. Почему командующий не подошел к шведам на ближние дистанции, как полагалось вести бой? С других кораблей было сделано от 500 до 2300 выстрелов, а больше всего с корабля «Дерись» – 2892.
Секретарь императрицы А.В. Храповицкий отметил в дневнике: «Замечено, что не хотел сам Чичагов драться, желая лучше охранить берега Лифляндские, хотя ему точно предписано искать и атаковать неприятеля», а Екатерина II обратилась к своим сотрудникам: «Из полученных реляций Адмирала Чичагова видно, что шведы атаковали его, а не он их. Что он с ними имел перестрелку, что на оной потерян капитан бригадирского ранга и несколько сот прочих воинов без всякой пользы империи. Что, наконец, он возвратился к здешним водам, будто ради прикрытия залива Финского. Я требую, чтоб поведение адмирала Чичагова сличено было с данною ему инструкцией и мне рапортовано, выполнил ли выше помянутый адмирал инструкцию, ему данную за Моим подписанием, или нет, дабы Я могла взять надлежащие меры». Брать надлежащие меры, однако, Екатерина не стала. Более того, по неясным до сих пор причинам адмирал В.Я. Чичагов не только не дал никаких объяснений по поводу своих действий, но и вовсе избежал ответственности.
В заключительной и решающей кампании 1790 года под начальство В.Я. Чичагова также поступила мощная боевая сила в количестве 20 линейных кораблей, из них семь 100‑пушечного ранга, вооруженных крупнокалиберной артиллерией - 36‑фунтовыми пушками в нижних батареях. За счет этого русский Балтийский флот по суммарной силе бортового залпа значительно превосходил шведский, в составе которого 100-пушечных кораблей не имелось. Но Чичагов не воспользовался своим преимуществом и, более того, не оказал поддержки вице-адмиралу А.И. Крузу в двухдневном сражении у мыса Стирсудден 23 и 24 мая 1790 года, вошедшего в историю как Красногорское.
В распоряжении Круза имелось 17 кораблей и 1400 орудий, у шведов – 29 линейных кораблей и фрегатов с 1722 орудиями, и с этими силами Круз вынудил противника покинуть место сражения. Главнокомандующий Балтийским флотом Чичагов в Красногорском сражении участия не принял, отстаивался на якорях со свежей, не задействованной в бою эскадрой между островами Сескаром и Пени и в зрительные трубы наблюдал верхние паруса кораблей эскадры Круза и дым от её битвы со шведами. Государственные и военные чины России не понимали причин медлительности Чичагова, его отстаивания на якорях и отказа оказывать поддержку Крузу. В письме вице-президенту Адмиралтейств-коллегии графу И.Г. Чернышеву Александр Иванович сдержанно упомянул об этом – на его взгляд – совершенно неприемлемом на войне факте: «Странно и непостижимо для меня, что гос. Адмирал Чичагов по сие время не идет ко мне на помощь. Вот уже четыре дня, что я сражаюсь и благодарю Бога за успех, но войску становится уже весьма тягостно».
Несмотря на указы Екатерины II не допускать шведов в Финский залив, они свободно там перемещались, а после того, как главные силы шведского флота оказались в Выборгском заливе, В.Я. Чичагов объявил об их блокаде. Нет сомнения – блокада запертого в портах флота противника рассматривалась как одна из эффективных мер борьбы с ним и, как правило, заканчивалась его разгромом при попытке прорыва в открытое море. Таких примеров из военно-морской истории множество, а к классическим относится блокада английскими эскадрами французских и испанских портов в Атлантике и в Средиземном море, в результате чего происходили сражения или уничтожение главных сил противника.
В случае под Выборгом в планы В.Я. Чичагова не входило ни то, ни другое. Вопреки архивным документам, единичные авторы ищут оправдание бездействию и нерешительности Чичагова и объясняют его отказ атаковать шведов под Выборгом нежеланием посадить корабли на мель. Эта версия сразу отпадает по нескольким причинам. Во-первых, отсутствие, как пишут апологеты Чичагова, у главнокомандующего карты (за исключением карты Нагаева) – это миф, поскольку еще в предыдущую Русско-шведскую войну 1741 – 1743 годов, в царствование Елизаветы Петровны, в Адмиралтейств-коллегии уже имелись планы Финского залива с подробным обозначением мелей. Один из таких планов хранится в делопроизводстве коллегии за 1742 год, поэтому невозможно представить, чтобы в боевой кампании в распоряжении начальствующего флотом не имелось такой карты.
То, что адмирал В.Я. Чичагов длительное время не предпринимал никаких действий против флота противника, запертого в Выборгской губе, объясняя это тем, что он мерит глубину или ветер ему неспособный, является отговоркой и его нежеланием уничтожать шведов. Имевшиеся в его распоряжении корабли 100-пушечного ранга специально проектировали с учетом их будущей службы в водах Балтики, рассчитав водоизмещение, нагрузку, артиллерийское вооружение и т.д. Поэтому говорить о намерении Чичагова сберечь корабли означает оправдать его в неприменении сил флота по прямому назначению. Стоит заметить, что в Великобританском королевском флоте подобные действия расценивались как преступление и государственная измена, и виновный начальник эскадры подлежал суду и расстрелу на шканцах корабля.
В решающей 1790 года кампании россиян со шведами из-за бездействия главнокомандующего флотом кабинет Екатерины II вынужден был окончательно признать войну оборонительной и главной задачей поставил не допустить шведов в Финский залив. Но адмирал В.Я. Чичагов проигнорировал все высочайшие предписания и рескрипты и не только допустил противника к российским берегам, но и позволил шведскому флоту свободно перемещаться кроме Финского, ещё и в Выборгском заливе. Море для шведов осталось всегда свободным.
К концу мая 1790 года флот под командованием адмирала В.Я. Чичагова состоял из 27 линейных кораблей (из них семи 100-пушечных), девяти парусных и восьми парусно-гребных фрегатов. Всего флот насчитывал 60 единиц с общим количеством орудий до 3 тысяч и до 20 тысяч человек личного состава. В это время сухопутные войска под командованием генерала И.П. Салтыкова вели тяжелые неравные бои с противником на подступах к Фридрихсгаму и Выборгу. В распоряжении Салтыкова имелось всего 23 тысячи человек, с которыми, как он докладывал, «должен содержать обширною дистанцию, оберегать столько важных крепостей, имея повсюду от воды и земли неприятеля, и без всякой мне помощи от наших флотов».
31 мая 1790 года И.П. Салтыков с досадой адресовался к гофмейстеру Двора Е.И.В. графу А.А. Безбородко: «Флоты стоят друг против друга без действия, а к королевской флотилии ежеминутно суда приходят, и неприятель на земле утверждается, в чем ему никак с земли помешать не можем, а надобно все сие с воды делать. Моя теперь забота, как с земли бы его удержать со стороны столицы. Тяжелы, Ваше Сиятельство, обстоятельства. Ей Богу, силы у всех истощаются. Полки мои в три дня по 130 верст ходили, и тотчас или в драку, или в работу, а морских сил будто у нас и нет? Простите, Милостивый Государь, что так откровенно пишу, но я русский человек, и может что чувствительно принимаю».
4 июня 1790 года Екатерина II направила В.Я. Чичагову очередной рескрипт, в котором вновь просила разбить шведский флот, ушедший в Выборгскую губу, и на этот раз не упустить его, для чего «на разных местах единовременно атаковать неприятеля». Но главнокомандующий проигнорировал и этот указ императрицы, и в этой связи логично возникают вопросы: по какой причине начальствующий флотом занял столь преступную в то напряженное время выжидательную позицию, почему не атаковал противника, не действовал решительно, как его современник адмирал Ф.Ф. Ушаков на Чёрном море, когда атаковал турецкий флот и одерживал победы? Наконец, почему В.Я. Чичагов так демонстративно игнорировал высочайшие приказы и повеления, и какое право он имел так поступать? Вопросы остаются без четкого и внятного ответа.
Накануне решающего Выборгского сражения сложился расклад сил: у шведов 30 линейных кораблей и фрегатов с общим количеством 850 орудий с одного борта. В центральной позиции русского флота под Выборгом находилось 18 кораблей (из них семь 100-пушечных), также с общим количеством до 850 орудий с одного борта; на флангах в отрядах под начальством П.И. Лежнева и И.А. Повалишина девять кораблей и фрегатов с 400 орудиями с борта. При желании и предприимчивости Чичагов мог бы успешно атаковать противника, когда русский флот занимал наветренное положение, но, как известно, история не приемлет сослагательного наклонения.
В сражении под Выборгом 22 июня 1790 года активно участвовали малочисленные отряды российских судов под начальством Р.В. Кроуна, Л.А. Повалишина и П.И. Лежнева, но адмирал В.Я. Чичагов вновь в участия не принимал и сделал всё для того, чтобы открыть шведам во главе с королем Густавом III свободный коридор из-под Выборга и спасти их от полного разгрома и уничтожения. Коротко событиям под Выборгом подвела итог дореволюционная Николаевская Морская Академия: «Это была не победа, как считает большинство, а наоборот, это было для нас большое поражение, ибо мы выпустили из рук огромный шведский флот, который, если бы Чичагов действовал как следует, весь попал бы нам в руки». Сигнал погони Чичагов дал только после того, как главные силы шведского флота беспрепятственно вышли из залива и оказались вне досягаемости русских фрегатов.
По этому поводу интересна мысль шведского историка К.А. Джилленграната, работавшего как с российскими, так и со шведскими документами: «Нет сомнений в том, что уцелевший шведский флот обязан спасением исключительно той странной нерешимости, с которой русский адмирал действовал и вступал под паруса. Многие были уверены, что он нами подкуплен, чтобы не совершать нападения. Но это мнение голословно и не доказуемо, однако труд, но объяснить причины такой медлительности и нерешительности русского адмирала».
После тяжелой войны 1788 – 1790 годов и заключения мира Россия не получила от шведов ни контрибуций, ни новых земель, ни каких-либо компенсаций, какие приобрела от Турции в результате побед Ф.Ф. Ушакова. По сути, такое положение дел представляло собой нонсенс, если держава считалась вышедшей из войны победительницей. Но в данном случае мирный договор, заключенный Россией со Швецией 3 (14) августа 1790 года в Вереле на условиях статус-кво и ратифицированный сторонами 9 (20) августа, подтвердил на Балтике довоенные границы и status quo. В целом, исследователь проблем Швеции и Финляндии историк позапрошлого столетия К.К. Злобин коротко резюмировал: король Густав III «успел кончить эту войну миром в Вереле на основании status quo, и это, без сомнения, много, если сравнить обоюдные силы России и Швеции. Этого урока мы не должны забывать».
